«Есть слух, что скоро закроют совсем…»

Читая описания истории храмов в советское время, мы постоянно натыкаемся на ожидаемо стереотипные фразы «в таком-то году были прекращены богослужения», «тогда-то храм по решению властей был закрыт», однако с расстояния практически в столетие нам трудно увидеть, какие человеческие эмоции, переживания, беспокойства, труды, слухи, ходатайства, хлопоты, страхи, а зачастую и настоящие трагедии стоят за этими словами. Порой только чудом сохранившиеся частные письма или дневниковые записи могут показать, что чувствовали люди, оказавшиеся в ситуации, когда было понятно: возможно, они последний раз празднуют и причащаются в своем храме. Такую уникальную возможность ощутить жизнь православных жителей Самарканда перед закрытием единственного оставшегося в городе храма дали выдержки из семейной переписки конца 1930-х – начала 1940-х годов, участники которой делились друг с другом подробностями ежедневной приходской жизни, не предполагая, что спустя многие десятилетия их письма станут в каком-то смысле историческими свидетельствами.

В конце 1930-х и начале 1940-х годов, в самый пик гонений на Церковь, в Ташкенте не было православной службы – были только обновленцы. В Самарканде, к счастью, православная служба сохранялась в Георгиевском храме. Поэтому в детстве мама возила меня и мою сестру в Самарканд, в Георгиевскую церковь, чтобы причастить нас Святых Христовых Таин. В Самарканде к тому же жили ее сестры и часто гостила ее мама – моя бабушка.

У моей бабушки Ольги Матвеевны Сокольской (1869–1950) было шесть детей: Варвара (1893–1978), Елизавета (1894–1972), Сергий (1900–1911), Зинаида (1901– 1980), Мария (Мака, 1903–1961) и моя мама Надежда (1905–1986). Мой дед, Николай Константинович Сокольский (1868–1907), был офицером и умер рано, всего 38 лет от роду. Сын бабушки, Сергий, умер в одиннадцать лет, а всех дочерей она выдала замуж, и у всех были дети. Жила семья Сокольских в Казани, и только голод в Поволжье вынудил их в начале 20-х годов XX века покинуть родные места. Приютил голодающих гостеприимный Самарканд. После переноса столицы Узбекистана из Самарканда в Ташкент две сестры, Елизавета и Мария, остались в Самарканде, а три переехали в Ташкент. Все сестры Сокольские были дружны и общались между собой. Бабушка жила то у одной, то у другой дочери и поэтому была то в Ташкенте, то в Самарканде. По письмам бабушки, тети Лизы и тети Маки из Самарканда моей маме в Ташкент можно воссоздать жизнь Георгиевской церкви Самарканда (в письмах она названа «кладбищенской церковью»).

Приведу отрывки из этих писем.

18 января 1939 года, из письма тети Маки: «Я тоже была в кладбищенской церкви, служила панихиду и принесла водички».

22 января 1939 года, из письма тети Маки: «Вчера я от Зины получила письмо, и она просила меня сходить в кладбищенскую церковь и отслужить молебен о болящих Ольге и Зинаиде, и я уже сегодня исполнила ее просьбу. Ходила к обедне и потом служила молебен, одну записку клала общую за всех, а другую, как она просила, о болящих Ольге и Зинаиде».

10 февраля 1939 года, из письма тети Маки: «Я знаю, почему ты хотела приехать, конечно, ведь это самое главное в жизни… и все, что требуется для души, исполнила бы, ведь и у нас неизвестно, сколько служба продлится (имеются в виду постоянно ходившие слухи о закрытии Георгиевской церкви – прим.), а пока есть и нужно пользоваться, и ребяток бы причастила».

30 июля 1940 года, из письма тети Лизы: «Скажи Юлии Федоровне, что мама ее просьбу исполнила на другой же день, т.е. 28-го. Мама говорит, что не нужно откладывать в долгий ящик, и пошла 28 в воскресенье и сделала все, что нужно».

29 сентября 1940 года, из письма бабушки: «Вчера, т.е. 27.IX, были с Макой и ребятами в церкви, ребят причастили. Завтра пойду, если буду жива, помолюсь за вас, просфорочку подам, на молебен записочку положу. Который служит, о. Александр, очень слабый, старый и больной. О. Павел уехал в Ленинабад договариваться с о. Трофимом (речь об о. Трофиме Дацюке, бывшем в 1939 г. священником Георгиевского собора – прим.). А как у вас, я слышала, не очень хорошо».

28 ноября 1940 года, из письма бабушки: «Здесь теперь каждый день служба, понедельник – выходной. О. Павел приехал, такой радостный, дай Бог ему подольше послужить, ведь все это наполняет душу».

15 декабря 1940 года, из письма бабушки: «Сегодня, 2/15 декабря, была у обедни, много исповедников, больших и малых ребятишек, всегда у меня болит сердце, что вы, мои дорогие, этого лишены. Надо дорожить временем, потому что дни лукавы. Казалось бы, все хорошо в Покровской церкви, а вот сегодня уже не было службы, закрыта, все как-то неприятно. Так и мы не тверды, все колеблется, спаси Господи. Народ идет сюда, а ведь много добра и зла. Теперь, Бог даст, если буду жива, здорова, пойду в Варварин день и Николу. Все пока, может быть, и ничего, а страху сколько, конечно, дай Бог, чтобы все было хорошо, теперь опять придется в праздник стоять на дворе, народу много».

16 декабря 1940 года, из письма бабушки: «Сегодня у нас праздник Св. Георгия (26 ноября с. с.), была обедня, меня Господь сподобил причаститься Святых Христовых Таин, у меня сегодня радостный день, как милосерд Господь ко мне, сколько поздравляли, о. Павел тоже поздравил, сколько духовной радости. На этой неделе службы не будет, потому что ремонт, пол будет каменный, печку убрали, потолок тоже будут штукатурить. Есть уже налоги, просят помочь, если, говорят, хотите, чтобы у вас была служба. Всё – терпение, Господь поможет, если есть истинные православные верующие. Грешная, я молюсь за всех вас, просфорочки у меня опять есть».

21 января 1941 года, из письма бабушки: «Вчера, т.е. 21.I, Господь мне грешной дал милость Свою, я причастилась Святых Христовых Таин, ведь это самое дорогое в нашей жизни. Все-таки и опять что-то будет, в пятницу будет общее собрание, перевыборы Совета и председателя (имеются в виду выборы в приходской совет – прим.). Много дрязг. То же, что и в Ташкенте. Я сама пойду на собрание, председатель категорически отказывается, мы его очень просим не уходить. Харитина Ивановна и еще одна ташкентская не хотят, а потому может получиться, как и в Ташкенте (возможно, имеется в виду закрытие в конце 1930-х последней в Ташкенте «староцерковной» православной часовни в честь иконы «Всех Скорбящих Радосте» на Боткинском кладбище – прим.). Острый вопрос».

21 июня 1941 года, из письма бабушки: «Сегодня, т.е. 21.VI, в субботу, надо сходить в церковь и причаститься Святых Христовых Таин, есть слух, что скоро закроют совсем. Ведь обидно бы было быть в одном городе и не причаститься, и вот мы с Макой решили, что я, Люда и Оля будем причащаться. Сегодня Господь нас сподобил, я хотя и через силу, а все-таки дошла, там мне Осиповна принесла маленький стульчик. И все, как один человек, исповедовались и причащались, матушки Юния и Евдокия (матушки Юния (Ульина) и Евдокия (Тимашева) – монахини, постоянно проживавшие при Георгиевском храме – прим.) и еще моя знакомая монахиня, все, все, как было хорошо. Может быть, и Мака еще сможет, дай бы Бог, и Господь бы и ее сподобил. Даже бабушка Чертова сегодня тоже причащалась. Бабушка Андрусенко сейчас заходила ко мне и говорит, что о.Павел завтра уезжает, чтобы не было лишнего волнения. Завтра тоже хочу пойти и буду до вечерни там, и после вечерни, говорят, он уедет, опять тяжелое расставание, неужели навсегда?»

29 июня 1941 года, из письма бабушки: «В прошлое воскресенье Лиза и Мака исполнили то, что полагается каждому верующему человеку. Теперь все кончено. Отец Павел был также у Чертовой, старушки. Мака его видела два раза на прошлой неделе, теперь, может быть, уехал».

26 июля 1941 года, из письма бабушки: «Я в церковь не ходила (в день Ангела), Мака была на службе. Как-то я встретила о. Павла около сквера, и вот мы с ним долго разговаривали обо всем, с час стояли, если не больше, я хоть душу отвела».

8 июня 1942 года, из письма бабушки: «У нас большое горе и может быть, даже не поправимое, о. Павел сидит, и что может быть еще хуже?». 5 ноября 1942 года, из письма бабушки: «У меня вся и отрада, когда я вижу о. Петра (протоиерей Петр Княжинский – настоятель Георгиевского храма в 1942–1958 гг. – прим.), м. Евдокию, вот около них я отдыхаю душой, вот, надо будет опять сходить к ним, пока все здоровы. Сегодня, 4 ноября, мы с Лизой были у о. Петра, видели м. Евдокию и м. Юнию, очень мы рады, и они тоже, так приятно побеседовали».

11 августа 1944 года, из письма бабушки: «Уже обнародовано, что откроют церковь, будет хорошо, приезжал какой-то архиерей (имеется в виду архиепископ Куйбышевский Алексий (Палицын), принимавший в Самарканде покаяние от местных обновленцев – прим.), но я его не видела».

27 сентября 1945 года, из письма тети Лизы: «Здесь о. Петр, какую отраду душе он дает! Когда мама была здесь, я его совсем не знала. Я его только теперь узнала и оценила, что он за человек. Он только немножко [и] поддерживает в этой трудной жизни».

Николай ГОМОЛИЦКИЙ

Публикация журнала «Восток Свыше»
(Ташкентская епархия)