Зона напряжения?

4 января празднуется день памяти великомученицы Анастасии Узорешительницы,  которой особо молятся о находящихся в заточении, об обращении ко Христу впадших в преступления. А можно ли стать воцерковленным христианином за решеткой? Как вписывается церковная жизнь в режим «зоны»? Об этом мы спросили священника, занимающегося тюремным служением. Иеромонах Тихон (Федяшкин) давно уже нарасхват. Он и секретарь  епархиального управления Краснослободской епархии, и настоятель храма преподобного Серафима Саровского в поселке Явас в Мордовии, и строитель нового храма в этом населенном пункте, и священник прихода в ИК-11. И вот теперь еще –  и помощник начальника УФСИН Мордовии по работе с верующими. В интервью порталу «Приходы» отец Тихон рассказывает о своем служении в местах заключения, о работе с паствой в тюремной робе и о том, что меняется за колючей проволокой, когда туда входит человек в рясе.

И как это все можно успеть?  

– С Божьей помощью можно  успеть и это, и еще больше. Конечно, если бы я один занимался  всеми вопросами, которые проходят  через меня, то решить их было  бы нереально, но у нас хорошая  команда и в епархии, и в приходе, и в УФСИН.

Но секретарь епархиального управления – это постоянные собрания, обсуждения и встречи, заседания и тому подобные вещи. Как все это совместить с молитвой, и вообще можно ли совместить, избежав суеты...   

– Может быть, и не  сразу, но нам удалось выйти  за рамки бюрократического  формата, так что это все – ну разве что по самому минимуму, а главное отдается практической  работе с людьми, в том числе  и с теми, кто оказался в  местах лишения свободы. Поверите  ли, но жизнь у нас, в самой, как говорится, «глубинке», очень динамичная, связанная с постоянными поездками, с очень частыми личными контактами.

Вообще, когда епархий стало больше, это оказалось успешным решением, поскольку глубинка-то по существу и перестала ею быть в церковном понимании этого слова. Сейчас для нас нет уже понятия «глухой приход». Я лично знаю все приходы и священнослужителей, хотя их у нас  достаточно много – около 150 и тех, и других. А  соответственно, и проблемы приходов епархиальное управление знает очень хорошо, ибо мы не сидим в кабинетах и не боимся бездорожья. Наверное, это и есть главная черта работы епархиального управления нашей «глубинки». 

А на собственный приход время остается? Расскажите о нем: есть ли у вас  приходская община, проходят ли внецерковные мероприятия? И как приходится просвещенному батюшке с, быть может, далеко не всегда самой просвещенной паствой?     

– Времени не может не оставаться, поскольку жизнь священника  неразрывно связана с паствой, и если у меня вдруг не окажется  планов на общение с прихожанами, то у них самих этих планов  всегда много. В небольшом поселении  жизнь – не общественная, а  соседская. Вот и приходится жить, общаться и служить по-соседски. А насчет образования, то  по-настоящему образованный и  интеллигентный священник как  раз всегда сумеет найти язык  с большинством (со всеми –  нереально, наверное, даже статистически), если же он пытается на своей  образованности выстроить авторитет , то это просто снобизм. Я стараюсь следовать первому принципу, надеюсь, у меня получается.

И все же знаменитые слова Лескова «Русь была крещена, но не была просвещена» –  думается, что это, прежде всего, про российскую глубинку...

– Времена изменились, как  изменились и люди, и проблемы. Да и сам окружающий мир  стал иным. Но принцип служения священника остался тем же: показать людям Христа и  повести их за собой к Нему. Способы и пути – бесконечно  многие.

Вы строите новый храм. Говорят, что у него какая-то особенная идея?    

– Это храм в честь  Богоявления. В церкви, где я служу, мало места, и в  праздники у нас бывает тесновато  и душно. Мы строим еще один  храм – попросторнее. А идея  – чтобы этот храм стал памятником тем, кто прошел через эти непростые места. Среди них есть и священномученики, и исповедники, как, например, святитель Афанасий (Сахаров), прошедший Дубравлаг, но также и те, кто был «по другую сторону», кто отдал жизнь за друзей, погиб при исполнении служебного долга. Идея в том, чтобы храм стал местом примирения и прощения. 

Но разве можно примирить осужденного и надзирателя?  

– Если оба преступают закон и служат злу, то нет. Но если осужденный обрел в местах заключения путь к  Богу, осознал свой грех и встал на иной путь, или если человек не был виновен, однако в силу сложившихся обстоятельств оказавшись за решеткой не озлобился, а надзиратель честно исполнял свой долг, не вымещал на осужденных зло, не карал, но помогал найти путь к исправлению, они близки духовно. Если они оба в своем сердце обрели Бога, то это примирение обязательно состоится. А храм должен стать местом, где будут показаны примеры силы человеческого духа и силы веры. Чтобы тот, кто в форме, мог прийти сюда, прочитать имена своих коллег, которые погибли в горячих точках, закрыли грудью товарищей, спасли людей из огня ценой собственной жизни – и самому стать честнее и мужественнее. А тот, кто вышел из заключения, чтобы начать новую жизнь, пусть увидит примеры и имена тех, кто прошел такой же путь, не совершив преступления, и не растерял веры и человечности. Пусть он убедится, что так может быть. Да и каждый входящий в этот храм пусть задумается о человеческих судьбах, измерит свой жизненный путь этой мерой и решит для себя, до чего он еще не дорос и что нужно попросить здесь, у Бога. 

Мордовлаг – невероятно печальное место, трагическая страница нашей истории. И совсем ужасно, что это и сегодня страшный край, «страна лагерей»...

– «Страна лагерей» – это лишь срез жизни нашего общества. Это индикатор того, что в нем происходит. Поэтому я бы сказал, что страшен не «Мордовлаг», а страшны дела человеческие. Над этим стоит задуматься.

Когда-то ни о какой исповеди, ни о каком причащении, находясь в тюрьме и в колонии, как говорится, и мечтать не приходилось. Как сегодня с этим в местах заключения, в частности, в Мордовлаге. Легко ли можно ли креститься, обвенчаться?..

– Сегодня эти вопросы решаются без особых проблем, за каждый учреждением закреплены священнослужители.

Естественно, не нужно забывать, что мы говорим о режимных учреждениях, где кроме законов, общих для всех граждан, действуют и правила внутреннего распорядка. Мы должны учитывать это и относиться к этому с пониманием. Нас пригласили в колонии не наводить свои порядки, а помочь осужденным в решении их духовных потребностей.

Расскажите о служении в вашем лагерном храме и приходе, об отношении руководства колонии к верующим. Существует ли настоящая приходская жизнь, есть ли библиотека, школа, хор, существуют ли чтецы, алтарники  и т.д.? 

– Приходские общины есть во всех ИК (исправительная колония – прим.) и ЛИУ (лечебно-исправительное учреждение – прим.), и в каждом из учреждений жизнь таких общин индивидуальна. Мы учитываем особенности режима, исходя из этого, формируются графики посещения священнослужителями. С другой стороны, мы учитываем приходскую нагрузку, а также то, сколько колоний закреплено за священнослужителем.

Мордовия занимает четвертое место по количеству учреждений УФСИН, и все они, за исключением двух следственных изоляторов, находятся на территории Краснослободской епархии. Как и во всех епархиях, у нас существует дефицит кадров, тем более, что всех подряд священников в колонию не назначишь, поэтому и приходится некоторым батюшкам служить и на нескольких приходах, и в нескольких колониях.

В ИК-11, куда прихожу я, сейчас действует молитвенная комната, строится храм во имя преподобного Амвросия Оптинского. Община сложилась давно, посещаю я своих подопечных почти каждую неделю, поскольку мой «вольный» храм находится рядом. Заключенные часто причащаются, часто у нас проходят беседы. Библиотека тоже есть. Примерно такая же ситуация и в других лагерных приходах.

Только вот с хором туговато: нужно заниматься. Обычно, там, где храм, поют на богослужении или присутствующие все сразу, или кто-то, кто более-менее изучил богослужебный устав. Бывает, что священники привозят с собой чтецов, певцов и алтарников. Для них мы оформляем отдельные пропуска.   

Насколько мне известно, батюшка, как и надзиратель, может  войти в любое место, где находится  заключенный, вплоть до ШИЗО (штрафной  изолятор – прим.)  и ЕПКТ (единое помещение камерного типа – прим.). И все же, насколько мне известно, в Мордовии чинятся препятствия верующим, например, осужденных СУСа (строгие условия содержания – прим.) ИК-12 в нарушение норм законности не выводят на литургию...

– Практика вывода на литургию осужденных из СУСа не является распространенной по причине сложностей соблюдения внутреннего распорядка  и режима охраны. Если, например, в службе охраны колонии образуется много вакансий, то обеспечить совместное богослужение будет невозможно, некому выводить заключенных. Так же и в праздники: если есть усиление режима, то администрация не разрешит такое массовое мероприятие. В моей практике мы лишь однажды устраивали совместное причащение записавшихся на богослужение из отрядов и СУС. После сочли это неудобным.

Поэтому я прихожу в СУС отдельно, там причащаю тех, кто желает. А потом в молитвенной комнате причащаются те, кто из отрядов. Никому никого не приходится ждать, и это устраивает всех. Когда будет действовать храм, практика покажет сама, как будет удобнее. Но для каждого учреждения это унифицировать, думаю, будет невозможно. Везде будет по-разному.  

Правда ли, что в храме  ИК-12 ФСИНовцы вырывали полы, ища телефон, который так и не нашли, а также глумились над священными предметами, не пропускали Святые Дары?..

– По поводу проведения обысков в храмах мы постоянно ведем диалог с руководством УФСИН. Существует инструкция, согласно которой священник приглашается, если есть необходимость досмотра предметов, относящихся к разряду богослужебных (престола, жертвенника, антиминса, сосудов и т.д.). Информации о глумлении над священными предметами в ИК-12 у меня нет, а насчет пропускного режима – я и сам иногда подвергаюсь досмотру, даже если приезжаю с инспекцией в учреждение. Что ж, отношусь к этому с пониманием, а коллизий на проходной бывает много, тем более, что, к сожалению, не все хорошо знакомы с практической деятельностью священнослужителей в исправительных учреждениях. 

Есть ли среди ФСИНовцев верующие, а не те, кого принято называть захожанами, и как они воспринимают свою работу?

–  Конечно, есть. О работе их лучше бы спросить начальника УФСИН, я не оцениваю работу сотрудников. Со многими службами мы даже дружим. Ездим вместе в святые места, встречаемся в неформальной обстановке, а я даже хожу к ним на тренировки для поддержания здоровья.

Заключенным удается по-настоящему поститься, знают ли они молитвы, службу и т.д.?

– Кто имеет желание, соблюдает посты, и таких довольно много. И, отвлекаясь от православных, скажу, что и многие из мусульман стараются достаточно точно исполнять принятые в исламе предписания о посте и молитве. Ну, а церковные молитвы, богослужение изучают те, кто имеет к этому интерес и желание. Как правило, такие люди – это костяк православной общины в исправительной колонии.    

У начальников региональных  ФСИНов много разных помощников. В 2016 году появилась и должность помощников по работе с верующими. Думается, это означает то, что духовному окормлению верующих будет уделяться большее внимание, что признается важность перевоспитания осужденного не только силами ФСИНа, но и Церкви, то есть признано, что Церковь должна самым прямым образом участвовать в перевоспитании узника. Я бы даже сказал: ФСИН должна участвовать в справедливом наказании (что бывает далеко не всегда), Церковь – в радикальном обновлении души согрешившего…

– Сейчас этот проект сосредоточен на том, чтобы помощники постарались навести порядок, а самое главное – квалифицированно организовать духовное окормление осужденных, чтобы исключить попадание в колонии псевдорелигиозных воззрений. Потому что не аутентичная религия – это однозначно сектантство, что приводит не к перевоспитанию, осознанию тяжести преступления и раскаянию, а формированию противоположного – отчуждения, агрессии, к образованию ложных убеждений. Этим мы занимаемся и на приходах. Но в учреждениях УИС все намного острее, сложнее и требует весьма квалифицированного подхода.   

Думается, что места заключения  и места исправления должны  вообще быть местами, где воспитанием  заключенных занимаются совершенно  наравне ФСИН и Церковь. Утопия?.. 

– Воспитанием, исправлением и т.д. занимается множество специалистов. Миссия Церкви всегда одна: показать людям Господа и научить, как прийти к Нему. А этот путь и есть покаяние и изменение своего мировоззрения, которого, возможно, и не было, пока человек не попал в места заключения. Если бы было не так, не было бы и крещений в колониях, ведь срок от этого не убавляется. Кто-то против религии – мы не можем его принуждать, а если кто-то нашел в вере путь, с ними мы и будем работать: дадим все, что требуется, чтобы этот путь был правильным и полезным.    

А Вы лично готовы  к этому? 

– Я призван к этому, и это мой долг, а насколько я готов быть тем человеком, в душе которого виден Бог, знает лишь Он один.    

А владыка Климент  не обиделся, что Вас у него ФСИН «отобрал», хотя бы и наполовину?..

– ФСИН на самом деле меня не отобрал, поскольку прежние церковные послушания у меня остались. Владыка – практический человек и желает, чтобы все занимались реальными живыми делами, поэтому – не обиделся.     

После того, как появилась  эта должность, изменилась ли  как-то жизнь верующих заключенных?

– Пока рано говорить об этом. Надеюсь, будут положительные сдвиги. Сейчас для меня целью является стабильное посещение священнослужителями верующих осужденных. Каков будет результат, знает Господь.    

Каковы права, полномочия  и обязанности помощника начальника  УФСИН по работе с верующими?

 – Они заключаются в контроле соблюдения прав верующих, рассмотрении их жалоб и просьб, доведении до сведения руководства информации о проблемах в этой области и способах их решения, а также организация мероприятий религиозного характера. Естественно, я не сижу и не придумываю, чем бы «этаким религиозным» занять осужденных, но если будет возможность принесения святыни или посещения архиереем колонии, то этим тоже буду заниматься я. 

Как Вас воспринимают ФСИНовцы, заключенные, как Вы себя чувствуете в «зоне»? Что это за место?

– Все воспринимают нормально. Многие задают вопросы, излагают просьбы. «Зона» – особое место, описать его в двух словах сложно, тем более, что за несколько лет я уже привык. Зона – напряженное место. Ведь кто-то, попав за решетку, одумается, а кто-то продолжает служить злу.     

Прежде узников называли  страдальцами, жалели их как предельно согрешивших – «преступивших». А сегодня каково к ним отношение на воле? 

– У верующих – такое же, у остальных – разное. Сегодня бывшему осужденному трудно найти работу, общество неохотно принимает их обратно. Хотя есть, безусловно, и хорошие примеры, когда люди действительно начинают новую жизнь, заводят семью. Радуюсь за таких.

Каков современный узник, и может ли он реально исправиться, преобразиться именно под влиянием Церкви, ведь свет Христов просвещает всех?

– Конечно может, ведь у Бога возможно все.

Беседовал Сергей ЛИТВИН