Испытание войной

В конце ноября из донецких стреляющих степей вернулся протоиерей Владислав Лапердин, настоятель Никольского храма г. Новоалтайска, руководитель отдела по взаимодействию с казачеством Барнаульской епархии. Вопросы к человеку, вернувшемуся из зоны СВО, напрашиваются сами по себе. И отец Владислав постарался ответить на некоторые из них.

Отец Владислав, вы поехали на линию огня по зову сердца или «по разнарядке»?

– Я уже был на Донбассе в 2014–2015 годах с гуманитарной миссией, и мне было небезразлично все то, что там происходит. Тогда я побывал в районе Луганска. А в мае 2022 года мы с отцом Вадимом Коваленко присутствовали на Рождественских чтениях в Москве, и там митрополит Ставропольский и Невинномысский Кирилл, руководитель Синодального комитета по взаимодействию с казачеством, объявил, что наши священники нужны на фронте. Позднее позвонили из Москвы и сообщили, что такого-то числа надо быть в такой-то базе спецназа на полигоне. Я изъявил желание поехать и прибыл на полигон 10 июля, где пробыл до 23 августа. А 25 августа уже оказался на фронте, где пробыл три месяца.

Много противоречивой информации поступает из СМИ и соцсетей о положении на фронтах. Что удалось увидеть? Каковы настроения людей?

– В масштабах армии не скажу – не знаю. В масштабах батальона – нормальные настроения, рабочая обстановка. Война – это повседневная работа. На нашем направлении ничего фатального не было. Фронт более-менее стабильный. Конечно, мы наступали по мере возможности. Но отступлений не было. Мы стояли во втором эшелоне и занимались разведкой. И я сопровождал тех, кто ходил в разведку. По мере движения фронта менялась обстановка, в основном, в конструктивную сторону. Люди понимают, куда приехали. Если и не понимают, то быстро вживаются в атмосферу.

Упаднических нет настроений?

– Нет, абсолютно. Состояние тревожности бывает. На нашем участке была опасность прорыва, потому что у нас танкоопасное направление. Там дерево толще кулака найти сложно, и все относительно невысокие. Из таких деревьев перекрытия на блиндаж нельзя сделать. В основном, там степь. Ну, и поселения. Очень большая плотность населения. Вот, к примеру, стоит крупное село, в двух-трех километрах от него – хутора, и дальше опять село. А есть села, которые друг от друга разделяются только табличкой. Нам это смешно с нашими просторами. А там десять километров – это уже расстояние. На формировании я встретил омичей. Мы обрадовались: земляки! Ставропольцы у меня спрашивают: «А кто это?» – «Земляки!» – говорю. Они спрашивают: «А сколько между вами?» – «Тысяча километров». Они в шоке.

Заметны ли казачьи войска в общей массе сражающихся? Каков их вклад в общее дело «принуждения к миру»?

– Я был в казачьем батальоне «Терек» сначала заместителем командира батальона по воспитательной части и одновременно заместителем командира батальона по работе с верующими. Потом первую должность у меня забрали, я остался на второй. У нас было хорошее обеспечение. Обувь, теплые вещи, питание… Голодными никогда не сидели, питание было очень хорошее. Хорошее снабжение автотранспортом – были абсолютно новые КамАЗы и «Уралы».

Хуже всего бывает, когда командиры, чтобы не портить статистику, начинают врать, что все прекрасно, все хорошо, все с иголочки одеты. Боятся, если скажут правду об имеющихся недоработках, получат нагоняй. И таким образом искаженная информация может, исходя из низов, поступать на самый верх. Это очень плохо.

В мирной жизни то же самое бывает.

– Да. А что такое война? Это испытание и для армии, и для народа, и для экономики. Сейчас нужны люди, которые с самого детства думают только о войне. Как Суворов – он молился и думал только о войне. У него не было других занятий в жизни. Война – это и была его жизнь. Он во все детали, нюансы вникал, на себе все прочувствовал…

А сегодня там такие люди есть?

– Несомненно, есть! У меня там хороший друг есть в разведке, который с младых ногтей этим жил. Он досконально все знает, каждую деталь.

Насколько там востребовано служение священника? Как встречали вас бойцы на фронтах?

– Вы не подумайте, что весь личный состав армии – это сплошные богомольцы. Востребованность разная. И люди разные там. Это срез нашего сегодняшнего общества. Там есть те, кто матерится, выпивает, ведет не очень нравственный образ жизни. Некоторые не любят священников, предвзято относятся к духовенству вообще. И чтобы тебе начали доверять, очень много что надо сделать.

Во время нахождения в зоне СВО я регулярно исповедовал и причащал личный состав. Однажды принимал участие к казачьей присяге. И крестил одного бойца из личного состава.

То, что сейчас происходит на фронтах, напоминает позиционную войну наподобие Первой мировой. Фронт почти не движется…

– Сегодня все решают артиллерия, ракетные войска, авиация! В основном работает техника. Стрелкового боя нет. Автоматы – это личное средство самообороны солдата. Единственный случай был, когда наш участок обстреливали диверсанты из ДРГ (диверсионно-разведывательной группы) с расстояния, может быть, ста метров. Это было. Такая стрельба для нас не судьбоносна. На передовой людей очень мало. Там сидят наблюдатели, корректировщики… Разведка зашла, установила координаты, артиллеристы накидали по этим координатам, выявили цели, уничтожили, отошли. Запустили БПЛА, установили цели, координаты скинули через связистов – опять накидали. Артиллерия работает по точкам. Саперы работают, проходы делают. Враг минирует, наши опять зачищают. Вот такая работа...

«Блаженны миротворцы, ибо сынами Божиими нарекутся», – сказал Господь. Возможен ли мир на Украине сегодня? Есть ли соответствующие настроения? Хотят ли русские войны?

– Местное население по всем признакам очень устало от войны. В Донецке – миллионном городе, если живет сейчас тысяч двести, то слава Богу. В Макеевке – городе-спутнике, который по территории больше Донецка, но по населению меньше, – еще меньше людей осталось. Пробок нет. Парковки свободные. Автомобилей по сравнению даже с Барнаулом в разы меньше. В Донецке воду дают два раза в неделю на два часа. Причем вода – какая-то мутная взвесь, жижа, но люди и этому рады.

Ежедневно в Донецк в среднем прилетает по десять снарядов. Каждый снаряд калибра 155 мм несет смерть или калечит людей. Невозможно представить себе, сколько по Донецку ходит инвалидов! В основном, с поражениями ног, с ожогами. Я неоднократно бывал в госпиталях и видел полные отделения людей с ожогами. Между Макеевкой и Донецком есть Аллея ангелов – там памятники детям, погибшим от бомбежек. Я не пошел туда, потому что у меня слабое сердце, не могу на такое смотреть. А эти люди годами так живут, ни уехать, ни приехать. Транспортные проблемы, такси очень дорого, автобусы редки. Большая часть мужчин Донецка ходят в военной форме, даже если они уже в годах. Все мобилизованы.

В менталитете русского человека есть такая черта: взыскивать правду. Герой фильма «Брат-2» Данила Багров говорит: «Вот скажи, американец, в чем сила? Разве в деньгах?.. Нет, сила в правде! У кого правда, тот и сильней». Мы бы еще добавили как православные: «Сила – в правде Божией». Есть ощущение, что наши войска сегодня сражаются за правду?

– Этих людей, с которыми мне удалось познакомиться, которых я там видел, мне хочется защищать. Это простые люди, они живут даже победнее, чем мы. Это обычные русские люди! Они живут обычной жизнью. Когда включаешь донецкое ТВ, там через каждые десять-пятнадцать минут идет не реклама сникерсов, а объявления типа: «В случае обстрела вы должны покинуть помещения с большим остеклением, желательно спуститься в подвал с двумя входами. Если не можете спуститься, найдите помещение с минимумом внешних стен и спрячьтесь там». Люди при ходьбе смотрят под ноги, чтобы не наступить на «лепесток». Это очень подлое оружие. Не менее подлое оружие – кассетные снаряды с замедлителем. А заряды с белым фосфором выжигают все, на что упадут, фосфор даже под водой горит. Грады, хаммерсы, снаряды 155 мм, которые разлетаются пластинами и посекают все, с чем соприкасаются.

Как война на людей действует? Она их меняет?

– По своему опыту скажу: кто больше всего бахвалился, рассказывал про то, что он в каких-то войнах до этого участвовал, что он такой вообще герой, все оказались либо в поварах, либо в водителях, либо в роте обеспечения, но ни под каким соусом не на передовой! А простые тихие парни, ничем внешне не примечательные, совершали подвиги. Часть моих товарищей представлена к государственным наградам.

На войне мышление меняется, по-другому уже смотришь на какие-то вещи. У нас там обеспечение хорошее было, и я частенько ходил с карамельками в кармане, всех женщин и детей, кого встречал, угощал. И все с большой радостью отвечали мне на это. Дети, когда видят военных, кричат: «Счастья вам!» Бабушки говорят: «Вот ребята молодцы, спасибо вам за то, что приехали нас защищать!»

В конце концов научатся наши воевать?

– Считаю, что многие должны пройти через этот фронт, потому что у нас степень инфантильности в обществе просто огромная. В том числе среди мужского населения. Современные мужчины зачастую не знают, что такое трудности. Паникеров очень много – чего-то насмотрятся, чего-то наслушаются. Бывают тяжелые ситуации, но чтобы командование гнало людей под пулеметы или артобстрел – такого нет.

И с той стороны на подвиги не сильно рвутся. Все хотят жить. И всем нужен мир. И больше всего разговоров там о мире. И когда спрашивают, когда это закончится, я говорю, что хоть завтра бы уехал, лишь бы это закончилось.

Вода привозная. Даже стирку личных вещей разрабатываешь как спецоперацию. Летом пыль большая, жарко, мыши везде лазают, осы в лесах. Я такого количества ос в жизни не видел!

Вы как участник той грандиозной эпопеи, которая там сейчас происходит, что бы могли пожелать нашим читателям?

– Трезвее смотреть на эти вещи. Очень хорошо помогает молитва. И там от молитвы намного легче людям.

Не жалеете, что отдали несколько месяцев жизни, оставив привычный образ жизни и порой рискуя?

– Нет, не жалею. Познакомился со многими достойными людьми. Я там занимался не только молитвами и церковными службами, но и участвовал в общеармейских мероприятиях: приходилось дежурить по штабу, стоять на посту, сидеть у телефона, координируя работу связистов.

Оснащение у вас необходимое было?

– Каска хорошая была – раздобыл, броник тяжелый, весом пять килограммов. При этом бронежилет закрывает лишь 38% тела. Если взрыв рядом будет, он не спасет. Более 90% всех ранений – осколочные. От стрелкового оружия очень маленький процент ранений.

Не зря сказано, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне…

– У нас и общество совершенно не готово к войне. Если в Ростове, Ставрополе, Орле люди чувствуют войну, то Москва, а также наши регионы живут обычной жизнью, потому что это их не касается. Это для них остается чужим. Только когда это лично их коснется, отношение изменится. Как говорил наш комбат: «Первые прилеты в корне изменят самосознание нашего батальона». И в чем-то он прав. Пока взрывной волной тебя не ударит, пока не услышишь неприятнейший свист от снаряда, который летит в твою сторону, отношение не поменяется.

Чтобы разбудить общество от летаргического сна, наверное, тоже нужна была СВО?

– Если Господь попускает какое-то событие, значит, оно необходимо. Могу привести исторический пример. Когда Красная армия подбиралась к Украине, у Петлюры было достаточно большая армия – около ста тысяч человек. Но когда Красная армия объявила украинцам, что даст бесплатное образование, медицину, землю, то армия Петлюры была быстро разгромлена, она просто развалилась. Если мы сейчас дадим народу те же самые социальные лозунги, то никакой Украины не будет. Там до сих пор в некоторых местах в быту советские стиральные машинки с ручным отжимом, люди на «Запорожцах» ездят. В Донецке такси есть – 21-я «Волга» с оленем. На ходу «Москвичи», «Жигули-копейки». Мы здесь живем гораздо лучше, но они об этом не знают. В хуторе, в котором мы располагались, не было ни одной бани. Наши бойцы из артиллерийских ящиков мастерили баню, чтобы хоть как-то помыться.

Люди на Украине – заложники политической ситуации. Они в этом не виноваты. Единственная их «вина» состоит в том, что они родились и выросли в этом месте.

Готовы ли вы еще поехать на Донбасс или на другие участки фронта?

– Фронтовая жизнь выматывает очень сильно. Хочется отдохнуть, прийти в себя. Здоровье надо иметь крепкое, чтобы там чувствовать себя бодро. По правде сказать, в зиму ехать не хочется – там зима очень противная, грязь и слякоть. Когда я уезжал, там днем было +7˚, а ночью –2˚. Тем не менее, я не против еще раз поехать туда, чтобы увидеть изменения ситуации к лучшему по сравнению с тем, что было на тот момент, в которой я ее оставил.

Беседовал Владимир КЛИМЕНКО

Публикация журнала «Алтайская миссия»